Петр Милосердов

Государства бьются в лихорадке. Французские протесты желтых жилетов с их противоречивыми требованиями, остервенелость российских силовиков, стремящихся залатать любую щель для общественной деятельности, законы о контроле над интернетом (Китай, Россия), цензура и самоцензура, успех Трампа и политиков-популистов по всему миру, — все эти, на первый взгляд разные, явления — суть проявления кризиса современного государства как института. Людей (во Франции, в России, в США, в Китае) больше не устраивает государство. Не устраивает практически ничем, не устраивает ни левых, ни правых, ни бедных, ни богатых. Да, граждане этих стран в целом и политически активный слой в частности не отдают себе отчета в глубине проблемы, они не заявляют требований переучреждения своих государств. Но суть проблемы, повторюсь, именно в этом. 

Тут уместна реплика в сторону. Среди политологов стало популярным объяснять происходящие протесты якобы мировой модой на «право-левый» (вариант: внеидеологический) популизм. Эта ниоткуда взявшаяся мода на популизм привела к власти Трампа, движет европейскими партиями типа «Альтернатива для Германии», итальянским движением «5 звезд», она же стала причиной Brexit’а и проч. Вот такой, ниоткуда взявшийся безыдейный популизм, охвативший массы. Такой масштабный, всепланетный «праздник непослушания». Это резиновое объяснение — сродни бытовавшей в средневековой науке теории «теплорода» — некоего универсального газа. Химера якобы «популярности» якобы «популизма» оказалась очень удобным клеем, для склейки несклеиваемого и заполнения пустот.

Для того, чтобы признать, что дело не в мифическом «популизме», а в страшном в своей очевидности факте несоответствия архаичных государств их собственным гражданам, требуется определенная доля интеллектуальной смелости. Потому что это признание потребует коренного пересмотра удобной для большинства картины мира.

Автор берет на себя смелость дать внятное, непротиворечивое объяснение происходящему: граждан перестает устраивать собственное государство, и мы имеем дело с плохо артикулированным протестом против него как института.

Но до последнего времени эта модель государства, усовершенствованная в ХХ веке под давлением социалистов, не ставилась под сомнение его же гражданами. Что изменилось?

Давайте зададимся рядом вопросов и поищем ответы. Современное государство гарантирует пенсию? Да, но оно уже не может гарантировать труд и заработок сегодня, когда рабочих рук требуется все меньше, а следовательно — пенсию оно может дать лишь нищенскую, т.н. «социальную». Государство обеспечивает получение образования? Да. Но какого?! По средневековой архаичной схеме «школа-колледж-университет» штампуются миллионы людей, которые не найдут себе применения. Государство гарантирует медицинскую помощь? Да. Но, опять-таки, какую? Ту, на которую способна «индустрия болезней», то есть современное здравоохранение, ту, которая удобна цеху медиков, весьма консервативному и закрытому. Государство гарантирует безопасность? Нет! Современная миграционная политика значительной части государств Западного мира, и уж тем более России, сама по себе подрывает большую часть усилий по обеспечению безопасности граждан. И траты на ракетно-ядерную гонку, по сути — также выброшенные деньги, не ведущие к безопасности, скорее наоборот. За «обеспечение безопасности» также выдаются разного рода запреты и ограничения (например, на контент в Сети). 

Однако изменился сам человек — его потребности, его возможности. Перед большинством населения — если не всего мира, то подавляющей части стран — уже не стоит задача физического выживания. Им не грозит смерть от голода, от холода тоже. Безбрендовая одежда стоит копейки (а есть еще и секонд-хэнд). Для многих перестала быть насущной надобностью квартира в собственности и личный автомобиль. Развитие sharing-экономики ставит под вопрос необходимость наличия в доме таких предметов, как, например, дрель — ее проще взять напрокат.

Итак, люди больше не хотят вкладываться в землю, бетон, железо, не умирают от голода и не ходят в рванье. Здоровье, образование (знания), впечатления (эмоции) — вот во что готовы вкладываться люди. ЗОВ — или HKE (Health, Knowledge, Emotion). Именно эти три сферы станут тремя китами новой экономики.

О неизбежной смерти индустриальной экономики говорили так долго и так преждевременно, что в эту неизбежность перестали верить. И эта смерть пришла к нам незаметно, без траурных маршей и объявлений в черных рамках. И те, кто уже перестал ждать ее, сегодня пытаются сделать вид, что покойник — жив, а вместе с ним — жив весь его мир.

Особенно стараются российские власти. Пытаясь загнать меняющееся (безо всякой помощи и усилий с ее стороны) общество в рамки умершей индустриальной цивилизации. С ее «рабочими», многочисленной бюрократией, распределяющей крохи социальных пособий и зарплат бюджетников (по сути, эти зарплаты — те же пособия), армией, готовой воевать со всем миром за неизвестные цели. С «образованием», штампующим «юристов» и «госслужащих», с «медициной», которая с сизифовым упорством из года в год исправляет последствия образа жизни, обусловленного той же умершей индустриальной цивилизацией.

Да, современное государство архаично. Его существующая модель — что российского, что французского, где сегодня протесты достигли максимума, — может быть без особых проблем перенесена в XVI, к примеру, век и относительно успешно там функционировать — обеспечивая сбор налогов, правопорядок, лечение и обучение определенного процента граждан. Точно так же велись бы войны. Ровно так же бы воспроизводилось и оберегалось социальное неравенство, в первую очередь — неравенство между высшей аристократией и всеми остальными.

Но ждать осталось недолго: на сегодняшний день уже накоплена сумма технологий (в том числе финансовых, социальных), позволяющих радикально переучредить государство.

Подмечено крайне верно. Остальную часть статьи не привожу. Но вот с ответом у Петра на мой сегодняшний взгляд получилось не очень. Но и тема мироустройства затронута крайне серьезная.